Жили-были себе куртуазные рыцари. А рыцарь, он кто? Это, значит, такой мужчина благородный, на себя железяки всякие понацепляет с полтонны весом, забралом хрясь! - и, непристойно размахивая другой железякой, мечом в смысле, скачет на конец света - подвиги всякие вершить.

А чего? Сарацинчика там зарубить или деву какую непорочную вызволить - это ж для здоровья и повышения самооценки ой как полезно. Жаль только вот драконы с бабами-ягами все повывелись, и из нечисти лишь с зелеными чертями поборешься. А в перерывах - собраться вокруг какого-нибудь стола круглого и давай речи говорить, мед-пиво пить, чтоб по усам текло, и к потомкам не попало. Во-от…

Только лажи, они как слоны на северном полюсе - появляются незаметно и как-то вдруг.

Ехали наши рыцари, никому не мешали: ну, кого мечом переполовинят, кого пикой ткнут. Ну, снесут пару-тройку ветряных мельниц для статистики. Зато романтика есть, приключения!

Едут они, едут, ан, глядь - пейзаж как-то изменился. И воздух не такой, и кони «иго-го» говорят как-то фривольно… Тут им какой-то свет лучиками в забрало просачивается. Настырный, гадина. Ну, рыцарь - он же мужчина настоящий, он же любую опасность лицом к лицу встречает. Особенно неопасную.

Стукнули витязи наши забралами по своим лобикам медным, огляделись кругом и глазенки выпучили.

-  Блин! - говорят, - Это ж куда нас занесло, это ж Возрождение, ексель-моксель!

И впрямь, кругом сплошной и безоговорочный Ренессанс. Разные художники лазають, поэты шныряють. Где-то чего-то лепят, ваяют, возводят.

Да, незадача.

Их же, богему энту, ни мечом, ни пикой не возьмешь. Верткие они жуть, и нападают они сразу и бесповоротно - цельной когортой. Ты пока до одного мечом дотянешься, а трое тебя уже со всех сторон окружают. Один стихи пишет, другой набросок делает, третий уже твою статую конную ваяет с драконом поверженным у ног. Блин! Ну, куды ж тут управиться?!

И - женщины. Осмотрелись рыцари покуртуазнее - а их тут хоть бульдозером выгребай. И всякие разные, всех цветов и оттенков - ну, не женщины, а принтеры Хьюлетт Паккард. Поскребли рыцари свои баскиньеты и задумались. Ну, оно ж и впрямь Ренессанс-то, а?

И опять же женщины…

А в шлеме целоваться ой, как не с руки. Ты ейные нежные губки ласкаешь, и тут забрало сверху - хрясь! И чего, ее потом за собою всю жизнь таскать?!

А жизнь у странствующего рыцаря, сам знаешь, какая, да и люди не поймут. И потом, это у них, у буржуинов недобитых, разные там Эмманюэли Арсаны водються. И  пишут: «…он нежно и чутко ласкал ее своей рукой, а она трепетала…» Угу! Ты тут попробуй, значит, нежно и чутко поласкать - такой скрежет начнется и искры посыпятся - у самого шарики за ролики заедут. А это - женщина! Встрепещешь тут, как же. Тут даже у ихней Эмманюэли волосенки дыбом встанут и ножки чувственные ее сами галопом в монастырь понесут. У наших-то, конечно, нервы покрепче, но все равно - конфуз.

Про запах, амбрэ по-ихнему, по-куртуазному, я тебе одно скажу. Эти доспехи, чтобы постирать, не иначе, как кувалдой, ничем в «Аристон» не вобьешь. Так-то.

Короче говоря, рыцари наши поскидали с себя шлемы с нагрудниками да наплечниками, разоделись в шелк да парчу, парфюмчиком - пшик! - и - шасть за женщинами. Ухаживать.

Тут тебе и свидания под луной, и серенады, и цветы у подъезда - все, как у людей. Это тебе не так, как раньше - одна дева непорочная на 100 км. До нее скакать, не перескакать, а доскакал - времени уже на слова не хватает. Ты ее мимоходом по головушке ошарашишь, так, легонько, и - на сеновал, пока кузнец не пришел. А с рассветом - снова в путь - другие добрые дела совершать, других дев освобождать: они ведь тоже прекрасные да непорочные. Вот.

А теперь все по-иному. Ты ее не только ничем по голове толком не шандарахнешь, ты к ней еще подступись! Ага. Это тебе не сарацинов на пику нанизывать, тут три пота сойдет, пока самый плохонький стишок сотворишь. Потому как к энтим ходячим загадкам улыбки Моны Лизы без стихов, роз и подарков - просто ни ногой, ни рукой, еще и нос в дверях прищемят. Так что думайте сами, решайте сами - иметь или не иметь…

И вот наш рыцарь с дамой идет под ручку, невдалеке там еще поэты какие-нибудь читают-поют-ваяют. Короче, амор полный. И вот откуда ни возьмись, появляется бешеный скрежет. На рыцаре из доспехов один парик (и то, ежели Ланцелот наш в скитаниях пооблысел малехо). Ну, и откуда, спрашивается, энтот срам проистекает?! Правильно, за кавалером волочится железная двуручная хреновина на перевязи и скрежещет злорадно, где только может и по чем. Ты только барышню за ручку эдак трепетно схватил, а за тобой, как за реактивным истребителем, такой тарарам, что ни в сказке сказать, ни бульдозером убрать. Непорядок.

Тут нашим шевалье приходит в голову гениальная по своей уникальности мысля: «А не перековать ли нам мечи на орала?» И перековали.

Нашим умельцам чего в руки не дай - они по всей науке в кратчайшие сроки сделают. Но только до половины. И так, что ни на какие уши уже не натянешь. Меч - он чего: хоть и тяжелый да железный, но зато вдруг там у кого сигареты лишней не найдется - все понятно и однозначно, как петля Мебиуса. Вжик! - и, либо у тебя две головы, либо у него раздвоение личности на восемь кусков.

А теперь что? Говорили им - не лечится импотенция кастрацией. Так нет же, доперековывались. Сделали из своих красавцев, из мечей, в смысле, незнамо что, и давай этим срамом размахивать. Только оно ж не рубит, а гнется и мерзко свистит. 7 минут на поединке, потом сидят и клинки полдня расплетают.

Одно хорошо в этой бяке - название романтическое такое - шпага! И ручонкой так - штрык!